ЭТОТ ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ КИТАЕЦ

[Logovojuni]

Так вот он - момент истины! Мы, оказывается ни разу не русские, а вовсе даже китайцы!

(Настоящий материал принадлежит перу знаменитого китайского публициста Бо Яна. )



ЭТОТ ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ КИТАЕЦ

Я считаю, что мы – китайцы – обладаем многими ценными качествами. Но почему же тогда в течение нескольких веков мы не можем избавиться от нужды и страданий? В чем причина?



Рискну утверждать, что в традиционной культуре китайцев имеются своего рода стойкие вирусы, которые передаются от поколения поколению. Могут сказать: сами виноваты, а обвиняют предков. Однако в этих словах далеко не все верно. Вспоминаю одну известную пьесу И Бу, в которой мать, зараженная сифилисом, родила больного ребенка. Каждый раз, когда его болезнь обострялась, она заставляла сына принимать лекарства. И вот однажды ребенок, рассердившись, воскликнул: «Я больше не буду есть лекарства, лучше уж помереть. Посмотри, что ты со мной сделала!». Можно ли здесь обвинять мальчика, не обвиняя его мать? Я сам, конечно, не обвиняю родителей и предков как таковых, я их виню только в том, что они оставили нам такую культуру, которой сформировала в китайцах много отталкивающих черт.

Самые характерные из них – это нечистоплотность, неряшливость и крикливость. Как-то в Тайбэе развернули борьбу за чистоту, но эта кампания заглохла через несколько дней и больше не возобновлялась. В наших кухнях грязь и беспорядок, члены наших семей – грязнули и неряхи. Часто случается, что иностранцы сразу уходят оттуда, куда приходят китайцы. У меня была подружка, окончившая университет. Она жила в Париже, и к ней приезжало много друзей, которые устраивались на ночлег прямо на полу. Однажды она мне сказала, что все французы с ее этажа съехали, а поселились азиаты. Я не поверил, но потом своими глазами убедился, что ее квартира была завалена обертками из-под мороженого, шлепанцами и т.п. Повсюду бегали дети и рисовали каракули на стенах, в воздухе стоял запах гнили. Я спросил: «Неужели ты не можешь навести порядок?! Она ответила, что не может. После такой картины каждому ясно, что китайцы – грязнули и неряхи. Что же касается крикливости, то гортанный голос китайцев и впрямь единственный в своем роде, особенно у гуандунцев. Один раз в США произошел анекдотичный случай. Два человека из провинции Гуандун вели мирную беседу, но мимо проходившие американцы подумали, что они вот-вот раздерутся, и вызвали полицию. Полицейские потребовали разъяснений, но два собеседника им ответили, что разговаривали «шепотом».



Почему у китайцев громкий голос? Потому, что они не обладают чувством уравновешенности. Китаец считает, что чем сильнее и выше его голос, тем убедительнее выглядят его доводы. Это достаточно, чтобы его наружность исказилась, и внутреннее спокойствие нарушилось. Ведь как крик, так и неряшливость несовместимы с чистотой и отрицательно влияют на психику человека.



Общеизвестная особенность китайцев заключается в том, что они ведут себя как пауки в банке. Один японец похож на свинью, но три японца подобны дракону, и этот дух коллективизма делает их непобедимыми. Китайцы не могут победить японцев ни в войне, ни в бизнесе. К примеру, в Тайбэе 3 японца при заключении сделок всегда договариваются о том, кому достанется прибыль сейчас, а кому – в следующий раз. Китайцы же в бизнесе демонстрируют свои самые отвратительные качества. Каждый из них в отдельности подобен дракону и, если разговорится, то, можно подумать, способен своротить горы. Действительно, на какой-то отдельной должности, скажем, в лаборатории или же на экзаменах, где не обязательны контакты между людьми, китаец может достичь необыкновенных результатов. Но как только три дракона соединяются вместе, то тотчас же превращаются в червяка или даже в нечто более ничтожное, потому что мы несравнимы ни с кем в искусстве междоусобиц. Там, где есть китайцы, там всегда есть борьба между ними. Они всегда разобщены, как будто в их организме недостает клеток единства. Когда иностранцы критикуют китайцев за отсутствие этого единства, то самое лучшее, что мне остается сделать, так это сказать: «А знаете ли вы, почему китайцы разобщены? Это предначертано всевышним! Если миллиард китайцев объединится в один кулак, сможете ли вы с ним справиться? Всевышний проявил к иноземцам сострадание, научив китайцев не объединяться». Но когда я говорю это, то сердце и все тело мое пронзает боль.



В Америке всякий может воочию убедиться в разобщенности китайцев. В любой китайской колонии различных группировок по крайней мере столько, сколько дней в году, и все они мечтают покончить друг с другом. В Китае говорят: «Один монах несет воду сам, два монаха несут ее вдвоем, но у трех монахов воды никогда нет». В душе китайцы просто не осознают важности сотрудничества. Но как только кому-то из них скажешь об этом, то он в ответ может написать целую книгу об этой важности и дать ее тебе почитать. Последний раз, когда я приезжал в США, то жил у своего друга, преподавателя университета. В первый день мы благополучно побеседовали на разные темы, а во второй я заявил о своем намерении сходить в гости к Чжан Саню. Лишь только друг услышал это имя, как тут же не на шутку рассердился. Я сказал: «Позволь же мне все-таки навестить его!», но он ответил: «Считай, что не я тебе позволяю идти к нему, а ты идешь сам». Получается – двое преподают в одной стране, двое имеют одну родину, но терпеть друг друга не могут. Ну куда это годится?



Если в Америке кто-то жесточайшим образом обошелся с китайцем, предал или погубил его, то это совершил не иностранец, а только китаец. В Малайзии рассказывают, что некогда одного из тамошних разбогатевших старателей обвинили в тяжком преступлении. Оказалось, что на него донес старый друг, приехавший вместе с ним из Китая. Обвиненный спросил у товарища, зачем он совершил столь подлый поступок. Тот ответил: «У меня не было выхода. Если бы я не донес на тебя, то на кого бы донес ты?». Так что китаец всегда следит за китайцем, и если вы незаконно перешли границу и оказались в огромной Америке, где человек подобен капле в море, найдется тот, кто донесет на вас! Это будет ваш близкий друг, это будет китаец.



Многие друзья говорили мне: «Если твой непосредственный начальник – китаец, то ты должен быть особенно внимательным и осторожным. Он не только может отказать в повышении, но и уволить тебя при сокращении штатов, чтобы продемонстрировать свою принципиальность».



Что у нас общего с евреями? Наверное, то, о чем пишут в газетах: «В израильском парламенте разгорелись дебаты, у каждого законодателя свое мнение». У нас в Китае у каждого свое мнение, но и после принятия решения всяк поступает по-своему. Предположим, что кто-то предложил поехать в Нью-Йорк, а кто-то – в Сан-Франциско. Проголосовали поехать в Нью-Йорк. Израильтяне туда поедут. Но вот китаец, с неудовлетворением хмыкнув, скажет, что волен поступать как хочет и не поедет в Нью-Йорк.



В одном английском фильме я видел сценку спора детей, в которой часть ребятишек хотела лазить по деревьям, а другая часть – купаться. В конце концов они решили лазить по деревьям, после чего и занялись этим. Их поведение произвело на меня глубокое впечатление, так как в этом случае демократия проявилась не формально, а как часть жизни. Наша же демократия формальна: высокопоставленный чиновник не преминет сфотографироваться, опуская бюллетень в урну, чтобы продемонстрировать, что он такой же, как все, но на самом деле демократия не стала частью его жизни. Она – лишь часть той роли, которую он играет.



Китайцы патологически разобщены и враждебны друг другу. Это как раз те стойкие вирусы, которые сохранились в нашей культуре. Время от времени они дают о себе знать и не позволяют нам контролировать свое поведение. Ведь знаем же прекрасно, что копошимся, как пауки в банке, но продолжаем враждовать! Все понимают, что в разбитом котле пищи не приготовишь, однако каждый думает про себя, что, если небо упадет на землю, то его подопрут те, кто ростом повыше. Такого рода философия вражды сформировала в нас одну очень примечательную черту – непризнание своих ошибок. Слышал ли кто-либо из вас о китайце, признавшем собственную ошибку? Один раз я побил маленькую дочь, в общем, по ошибке сорвал на ней зло. Она сильно плакала, а я с трудом это переносил, чувствуя ее беззащитность. Ведь она могла полагаться только на родителей, а один из них рассердился на нее. Это было ужасно. Тогда я обнял ее и сказал: «Извини, папа был не прав, я обещаю тебе впредь не делать подобного». После случившегося в моем сердце оставалось сожаление, но в то же время я был необычайно горд тем, что признал перед дочерью собственную ошибку.



Китайцы не привыкли признавать ошибки, наоборот, у них находится тысяча оправданий, чтобы скрыть собственные промахи. Есть такая поговорка: думать за закрытыми дверями. О чем же думает за этими дверями китаец? О недостатках своих противников! В бытность мою преподавателем мои студенты вели дневники, где анализировали свои поступки за неделю. Один написал: «Сегодня меня обманул такой-то, а я так к нему хорошо относился. Это случилось из-за того, что я слишком доверчив», Тогда я посмотрел дневник обидчика и обнаружил, что тот также считал себя слишком доверчивым. Но если все слишком доверчивы, то кто же тогда недоверчив? Так что китайцы утратили способность к признанию ошибок. Чтобы скрыть их, они тратят много сил и энергии, совершая таким образом еще большую ошибку.



Китайцы любят хвастаться, пустословить, лицемерить, лгать и особенно язвить. Они без конца превозносят китайскую нацию т китайскую культуру. Они не могут держать слово и потому все их разговоры – это хвастовство и пустозвонство. Я не буду приводить примеры лжи, но злословие китайцев необычайно. Даже в постели они не похожи на иностранцев. Если супруги в других странах обращаются друг к другу ласково и нежно, то у китайцев частенько вырываются грубые слова типа: «Черт бы тебя побрал». Как только дело доходит до политики или борьбы за власть, их злословие не знает границ и заставляет других думать, что все китайцы – язвы и пройдохи.



У меня был приятель, который писал рыцарские романы, но вскоре занялся бизнесом. Как-то раз я его встретил и поинтересовался, разбогател ли он. В ответ он сказал: «Какое там! Тут в пору вешаться!». «В чем же причина твоих неудач?» – спросил я его. «В непонимании, - ответил он. – С торговцем можно провести половину дня, но так и не понять, о чем он думает». Многие иностранцы мне говорили: «С китайцами очень трудно иметь дело, проговоришь полдня и не знаешь, что у него на душе». Я ответил: «Что тут удивительного? Мы сами, китайцы, не знаем, о чем думаем, когда имеем дело друг с другом». Если хотите познать китайца, спросите: «Ты ел?». Он ответит, что ел, хотя на самом деле от голода у него пучит живот. Возьмем к примеру, выборы. Иностранцы говоря так: «Я чувствую, что являюсь подходящей кандидатурой, выбирайте меня». Китаец же поступит «мудро». Пусть даже вы попросите его баллотироваться, он все же откажется от предложения и скажет: «Ну что вы, я совсем не гожусь для этого!». Но если вы не попросите его, то китаец всю жизнь будет вас ненавидеть. Вспомните, что после того, как вы попросили меня прочитать эту лекцию, я ответил: «Ну что вы! Как можно! Ведь я не умею хорошо говорить». Но если бы вы меня не попросили, то как знать, может быть, встретившись с одним из вас в Тайбэе, я бы сбросил на вашу голову кирпич, отомстив за обиду. Если нация поступает подобным образом, то никогда не исправит своих ошибок. Скрывая одну ошибку, она совершает десять новых, и опять их скрывая, совершает еще сто ошибок.



Однажды я поехал в Тайчжун на встречу с английским профессором. Там меня нашел старинный друг, преподававший в местном университете, и попросил непременно придти к нему вечером на ужин. Я ответил: «Извини, но у меня намечена одна встреча». Он сказал: «Не имеет значения, обязательно приходи!». Прекрасно зная, что имею в виду, я проговорил: «Хорошо, договоримся потом». Но англичанин не понял нашего разговора и незадолго до ужина, когда я уже собрался ехать домой, спохватился: «Но разве же ты не договорился о встрече с другом? Ты обязательно должен навестить его!». Я сказал: «Ничего страшного!». Англичанин ответил: «Но ведь он наверняка что-то приготовил и ждет тебя». Таким образом, иностранцы просто не понимают, что у китайцев на языке одно, а на уме другое.



При такой жизни китайцы с рождения несут тяжкое бремя: каждый день они вынуждены выпытывать мысли окружающих, в том числе и близких друзей. Тем паче должны они это делать, когда речь идет о лицах, которые облечены властью, больших чиновниках или богатых людях. Все это не что иное, как духовное расточительство. Существует пословица: «В Китае легко работать, но трудно жить». «Жить» означает уметь приспосабливаться к обстоятельствам. Вести дела легко: здесь все подчиняется формуле «дважды два – четыре». В человеческом общении гораздо труднее, тут «дважды два» может быть и пять, и один, и 853 и т.п. Выступая с трибуны, ты думаешь, что говоришь правду и не более того, а присутствующие считают, что ты – злоумышленник, вознамерившийся свергнуть правительство. Из-за всего этого мы, китайцы, и погрязли в хвастовстве, пустословии, лжи, фальши и злословии. Что до меня, то я приобрел ценнейший навык: в начале собрания засыпаю, а как проснусь, оно уже кончилось. Почему? На собраниях говорят то, во что даже сами не верят, так что слушать речи или нет – не имеет значения. Я с удовольствием прочитал книгу китайской писательницы Шэнь Жун «Правда и ложь», рекомендую ее и вам. Обстоятельства заставляют нас лгать и быть неискренними. Вам же следует хотя бы осознать, что хорошо, а что плохо. Культура нации деградирует, как только люди начинают плохое считать достойным и относиться к таким порокам, как, например, воровство и т.п., с равнодушием и даже превозносить их. Все это ведет к кризису нации, с которым столкнулись и мы – китайцы.



Внутренний мир китайцев замкнут, потому что они без конца хвастаются, пустословят, лгут, лицемерят и злобствуют. Китай обладает огромной территорией, древнейшей культурой. Это поистине великая держава. Китайцы должны обладать достойным великой державы духом. Но это можно прочесть лишь в книгах и увидеть по телевидению. Стоит вам только косо взглянуть на китайца, он готов пустить в ход нож. Пытались ли вы выражать с китайцами несогласие? Иностранцы могут поссориться, но после пожать друг другу руки. Китайцы же после ссоры будут сто лет ненавидеть друг друга. Для мщения не хватит и трех поколений.



Отсутствие терпимости и ограниченность интеллекта проявляются и в том, что китаец подобен неуравновешенному маятнику. То он опускается до самоуничижения, то неимоверно зазнается. В момент самоуничижения он превращается в раба, в момент зазнайства – в рабовладельца. Он может считать себя собачьим пометом, но в предвкушении власти лицо его расцветает в улыбке. И вот он уже других считает собачьим пометом, презирает их, превращаясь в потерявшее человеческий облик животное.



В Китае легко творить чудеса, для этого достаточно совершить что-то необыкновенное. Но у китайцев недостает умения сохранить полученную репутацию. Стоит кому-то добиться мало-мальски заслуживающих внимания результатов, и он теряет зрение и слух. Воспылав от гордости, китаец уже не может идти вперед. Написав пару статей, снявшись в двух картинах, прослужив два года чиновником, проучившись такое же время в Америке, он уже мнит себя писателем, кинозвездой, отцом народа или образованным специалистом. Все это – проявления китайского самомнения. Однажды выпускница Тайваньского государственного педагогического университета отправилась на автомобильную прогулку. Сев за руль, она заявила: «Никто не сравнится с нашими водителями по умению управлять машиной». Приветствуя на ходу знакомых, она выпускала руль и складывала на груди руки. Она считала, что ее навыки настолько высоки, что позволяют вести машину и таким образом. В результате случилась авария.



Несколько лет назад я посмотрел фильм о том, как римский император предложил одному из подданных показать, что он умеет парить в воздухе. Человек этот смастерил два крыла и перед тем, как подняться на башню, стал красоваться перед толпой. Рукоплескания всех присутствующих на площади не позволили ему преодолеть самомнение. Почувствовав свое возвышение, человек решил, что может летать и без крыльев, и принялся взбираться вверх по лестнице. Пытаясь удержать своего мужа, его жена говорила: «Без крыльев нельзя летать, что же ты делаешь?». В ответ он наступил на руку жены и полез дальше. Взобравшись на самый верх, человек смело прыгнул, раздался крик и все было кончено. Разгневанная толпа зашумела: «Деньги уплачены не за то, чтобы смотреть на самоубийцу, пусть жена сделает то, что не выполнил ее муж». Тогда, воздев руки и обращаясь к тому, чья душа уже была на небе, женщина воскликнула: «Своим зазнайством ты погубил не только себя, но и свою жену».



Китайская нация легче других впадает в амбицию. Причина в том, что кругозор китайца слишком беден, а его натура слишком примитивна. Если бы отмеченные черты были характерны для нескольких человек, то беды бы не было. Но когда они характерны для всей нации, многих людей или большинства населения, то возникает национальный кризис. Кажется, будто китайцы не имели чувства собственного достоинства, а их представления о равноправии почти атрофировались. Психология такова: если ты не мой хозяин, то тогда ты мой раб. Все это усиливает замкнутость, непризнание ошибок, хотя они и совершаются, и, в конечном счете, выливается в патологический страх. Для пояснения приведу пример. С одним из моих друзей в Тайбэе случился приступ. Он был доставлен в диспансер и реанимирован с помощью капельницы. Прошло 2-3 дня, и родственники, почувствовав, что плата за лечение высока, решили перевести его в другой госпиталь и сообщили о своих намерениях лечащему врачу пациента. Услышав это, тот с гневом воскликнул: «Я с таким трудом спас ему жизнь, и после всего этого вы собираетесь перевести больного?!». Без всяких объяснений он тут же выдернул трубку, и мой друг чуть не умер. Выслушав этот рассказ, я с негодованием сказал: «Сообщи-ка мне имя этого исцелителя, и я разоблачу его в статье». Пораженный этими словами, мой друг ответил: «Ты всегда чересчур горячишься, если бы знал, то никогда не рассказал бы тебе мою историю». Тогда я тоже рассердился и сказал:, «Чего ты боишься, он всего лишь врач. В другой раз заболеешь, можешь к нему не обращаться, и все дела. Неужели ты думаешь, что он может специально придти к тебе, чтобы отомстить? Кому-кому, а мстить он должен именно мне. Ведь писать буду я, но, как видишь, я ничего не боюсь. Так что же ты боишься?». В ответ он обозвал меня авантюристом. Я рассчитывал на благодарность, а получил насмешки. Думаю, что дело все-таки не в моем друге (он так же, как и другие, хороший человек). На самом деле он хотел уберечь меня от неприятностей. Но так или иначе, в этом проявился патологический страх ко всему окружающему.



Когда я первый раз приехал в Нью-Йорк, там ограбили одного китайца. Преступник был пойман, но пострадавший так и не решился опознать его. Китайцы до невозможности трусливы и зачастую не знают собственных прав. В любых случаях они говорят одно и то же: «Хорошо, хорошо». Данная фраза из четырех иероглифов погубила немало людей, она нанесла ущерб нашему национальному духу. Будь я иностранцем или деспотом, то сама природа заставила бы меня держать китайцев в узде. Ведь патологический страх является самой благодатной почвой для тиранов и угнетателей, которые никогда не переведутся в Китае. Поскольку традиционная китайская культура проповедует стремление к собственному благополучию, что так импонирует власть ищущим, то китайская нация с течением времени деградирует.



После эпохи Чуньцю и Чжаньго китайская культура контролировалась философами-конфуцианцами. Любое правительственное решение, высказывание или же статья, написанная представителями интеллигенции, не могли выходить за рамки, которые определялись учителями-наставниками. Новая теория, если она выходила за рамки так называемых «наставлений учителя», не только не могла утвердиться, но и расценивалась как нарушение закона. Таким образом душились интеллектуальные способности китайской нации, в результате чего они застыли в своем развитии.



Складывается впечатление, будто на головной мозг каждого китайца надет полиэтиленовый мешок, так что в него уже ничто не может проникнуть извне. Один товарищ возражал: «Почему же у китайцев отсутствует интеллект?! Ведь когда я читаю газету, то размышляю над прочитанным, и оно волнует меня». На это отвечу, что интеллект – понятие многостороннее, также как и любое явление, которое им анализируется. Учитель Сунь Гуаньхань по этому поводу часто приводил следующий пример: люди, которые смотря на белую половину мяча, говорят, что он белый, а те, кто смотрит на черную, утверждают, что он весь черный. Формально обе стороны правы, но ошибка в том, что никому не приходит в голову подойти к мячу с противоположной стороны и убедиться, что он наполовину белый, а наполовину – черный. Как раз для этого и нужен интеллект, который предполагает разносторонний подход.



В одном американском анекдоте рассказывается, как преподаватель метеорологического факультета попросил студента измерить высоту здания с помощью барометра. Само собой разумеется, что имелось в виду определение высоты по давлению воздуха. Студент выполнил задание, однако не использовал данные о давлении и получил от рассерженного преподавателя неудовлетворительную оценку. Тогда он подал апелляцию в ректорат, в которой объяснил, что ему ставилась задача измерить высоту с помощью барометра, но при этом не требовалось обязательного использования показаний давления. Поэтому он прибегнул к иным методам, которые считал самыми простыми. Студенту задали вопрос: «А что, неужели нельзя было использовать барометр?» в ответ члены ректората услышали следующее: «В принципе, таких способов было немало. Я, например, мог подвесить барометр на веревку и спустить его из окна до земли, а затем по длине веревки определить высоту здания. Я мог найти администратора и подарить ему барометр, а взамен узнать данные о высоте здания». Приведенный пример показывает, насколько может закостенеть сознание человека.



Другая история повествует о том, как покупаются арбузы. Хозяин приказывает слуге: «Выйдешь на улицу, иди на запад и у моста увидишь торговца. Купи у него арбуз килограмма на два». Слуга пошел, как ему и приказывали, но не нашел ни моста, ни торговца и вернулся с пустыми руками. Хозяин обозвал его бестолочью. Тогда слуга сказал: «Я знал, что арбузы можно было купить, если пойти на восток от дома». «Так почему же ты не сделал этого?!» – Воскликнул хозяин. «Но ведь вы мне так не приказывали», - последовал ответ. После этого хозяин еще раз выругался, но на самом деле подумал, что доставшийся ему слуга правдив, исполнителен и глуп, а потому надежен. Предположим, что слуг купил бы на востоке дешевый и сладкий арбуз. Вероятно, хозяин похвалил бы его и сказал: «Ты смышленый малый и поступил как надо. Без тебя мне просто не обойтись». Но на самом деле он бы решил, что его слуга ненадежен, так как позволяет себе вольнодумствовать. Умные рабы – самая серьезная опасность для хозяина, поэтому их даже не убивают, а стараются сбыть на сторону. Разве может выросший в таких условиях человек проявлять независимость мышления?! Мы просто не имели опыта такого мышления, мы боялись думать, и потому у китайцев недостает интеллекта, потому они беспринципны и не имеют собственного мнения.



На протяжении четырех тысячелетий после Конфуция у нас не появился ни один настоящий мыслитель. Получившие образование занимались лишь тем, что разъясняли учение Конфуция или его последователей. При такой культуре они не имели и не могли иметь собственную точку зрения, поэтому самое лучшее, что им оставалось, так это сохранить себе жизнь. Мертвая, смердящая, как помои в миске, культура превратила китайцев в отвратительных людей. Мы настолько увязли в ее бездонном омуте, что не можем самостоятельно решить множество проблем и обращаемся к иностранцам.

Найдено здесь: http://www.chinadata.ru/bo_yang.htm